В конечном итоге все закончилось хорошо – она приехала к нему в Берлин, помучалась месяц-другой, потом привыкла, нашла себе какое-то занятие. Прижилась, в общем. Но по началу, когда он только-только свалил на какую-то там работу в Германию и оставил ее здесь «пока там все не образуется» — по началу всем нам, друзьям и подругам, приходилось очень трудно.
расстояние любви не помеха?
Нет, это понятно и вообще везде написано, почитайте хоть какого классика – настоящей любви расстояние не мешает. И даже, можно сказать, помогает. Чем люди друг от друга дальше, тем чувства крепче, а невозможность прижать прямо сейчас свою пассию к сердцу только укрепляет страстное желание быть вместе вопреки всем препятствиям. И вроде как пары, которые лицезреют друг друга ежедневно, быстро очень перегорают – быт притупляет эффект новизны, после чего притупляется секс, а потом и все остальное.
Сначала любили, потом тупят – классический такой бытовой сценарий, от которого как раз и защищены те, кто, волею судеб, разнесен по разным городам.
теория и практика
Но это теория. А практика, она куда как менее романтичная, начиная с бытовой ревности и заканчивая яркими проявлениями классического недостатка близости. Мы, ее друьзья, пережили все стадии: подругино обиженное показное равнодушие, депрессию, попытки что-то с этим сделать и, наконец, покорность судьбе вместе с надеждой на скорое разрешение.
Он уехал, вообще-то, неожиданно – кто-то там ему позвонил, что-то там свалилось, он пару раз туда съездил и объявил: есть проект и перспектива, я уезжаю, заберу тебя к себе, когда будет ясность. Она скандалила, рыдала, угрожала; он уговаривал, объяснял и рисовал радужные перспективы.
Она не понимала, почему он не посоветовался с ней, он извинялся и объяснял, что все произошло очень быстро. Она бросала его и возвращалась к нему снова, и когда он уехал, их соседи вздохнули с облегчением, на такой накал страстей квартиры в наших многоэтажках не рассчитаны.
препятствия
Первое время она отвечала на его письма односложно, по телефону разговаривала рассеяно и бодро: «Ааа, это ты, привет, я вот собираюсь на тусовку как раз, не могу долго говорить!». Просила нас фотографировать ее со всеми доступными мужчинами и выкладывала сомнительные эти фотки во всех возможных социальных сетях, сопровождая фривольными комментариями – вела себя как дура, в общем.
Мы махнули на нее рукой, устав приводить доводы в защиту обвиняемого, который защите не подлежал по причине «подлого дезертирства». Через какое-то время дезертир, видимо, погряз в новой работе и частота писем и звонков довольно резко сократилась. И она впала в депрессию. Чернейшую.
Мы пытались ее отвлечь, рассказывали ей про то, что скоро и она уедет в чистенькую Германию, лопать с милым сосиски и учить немецкий. Да и зачем так переживать, все же живы и здоровы, ну и что, что в другой стране, слетала бы уже к нему давно, раз такие муки!.. Она не реагировала на внешние раздражители, вяло отмахиваясь от раскрытых сайтов с расписанием рейсов, и тупо твердила, что если ему надо, то пускай он сам и прилетает. Не на ту нарвался, поедет она еще к нему сама, ага!
Мы, всем своим дружеским составом, лаконично констатировали в сотый раз: дурочка. И потом кто-нибудь писал ему письмо с просьбой быть к ней повнимательнее, потому что «загибается девка». Он спохватывался, писал и звонил, и она оживала, а затем все повторялось снова.
хэппи энд
Через два месяца наступил этап паранойи. Ей стало казаться, что у него кто-то есть, там, в Берлине. Пышногрудая какая-то фрау. Немецкая кокотка, втеревшаяся к нему в доверие фразой «Здравствуйте, я ваша новая горничная!» И в каждом его письме она находила подтверждение, и изводила себя ревностью день и ночь. И нас заодно. Лично я сдалась, когда она прислала мне какую-то статью про то, что у немцы жадные — «ты понимаешь, в какой цене там русские парни?!», гласило сопроводительное письмо.
А потом, никто не знает почему, ее отпустило. И вроде как она впервые даже заговорила о том, что они договорились о ее выезде к нему на «пробные» гости. И перестала употреблять термины «предатель» и «дезертир». Ну и потом она к нему съездила, и вернулась оттуда вменяемой. И стала ждать и учить немецкий.
И мы все вздохнули с облегчением, а я даже написала ему туда, в Берлин, благодарственное письмо с просьбой почаще скайпить мою подругу. Еще через полтора месяца мы проводили ее на чужбину, и оттуда уже шли только радостные вести.
Все хорошо закончилось, но теперь когда я слышу эту пафосную фразу – «любви и расстояние не помеха!» — я скептически усмехаюсь. Ага, не помеха. Из-за Бэкингема с Анной Австрийской вообще вон война началась, если верить Александру Дюма, а вы говорите!
Лично я не хотела бы еще раз оказаться рядом с влюбленным, чья пассия отделена от него таможней, паспортным контролем и трехчасовым перелетом.
Очень это нервное положение, знаете ли.